Вестники времен [= Знамя над Тауэром] - Андрей Мартьянов

За разговором никто не заметил, как вытоптанный пыльный тракт, вившийся между невысоких холмов, поросших темной жесткой зеленью виноградников и оливковых рощ, разделился на два: налево уходила дорога поуже, ведущая к месту слияния Гаронны и Тарна; направо — пошире, к предместьям городка Муассак. Отряд свернул направо, угодив прямиком в настороженную на всех проходящих и проезжающих ловушку, то есть к стоящему на окраине города трактиру «Берег реки».

От Муассака до блистательной Тулузы, столицы провинции Лангедок, насчитывалось ровно два дня неспешной езды через всхолмленные равнины, и потому на кратком военном совете порешили: объявляется привал с вкушением всех возможных благ краткого дорожного отдыха. Мистрисс Изабель для порядка немного поворчала, вполне обоснованно упрекая спутников в потаенном желании навестить все придорожные трактиры, но с удовольствием спрыгнула с лошадиной спины на твердую землю.

Явление столь пестрой компании не вызвало у содержателя постоялого двора того вполне объяснимого удивления, к которому уже успели привыкнуть путешественники. И Муассак, и расположенный выше по течению Тарна Монтобан, не говоря уже о Тулузе, повидали на своем веку множество необычных гостей, ибо через эти города пролегала нить великого «Пути Паломников». В любое время года, но чаще в начале весны здесь сходились десятки людей, устремлявшихся затем вдоль Гаронны на полдень, рискуя стать добычей мавров или пасть жертвами непредсказуемого нрава Пиренеев. Те, кому удавалось пересечь горную гряду и добраться до сулившей относительную безопасность Памплоны на другой стороне, вновь сбивались в отряды и упрямо пробирались дальше, к закату, через королевства Леона и Кастилии, чтобы однажды узреть сияющую цель долгого пути — город Компостеллу, где более трехсот лет назад явила себя гробница святого апостола Иакова, или, как его звали на испанский манер, Сантьяго.

Начало эпохи войн за возвращение Святой земли только увеличило число минующих земли Лангедока пилигримов, чем не замедлил воспользоваться всякий, имевший хоть малую тягу к легкому заработку. Хозяин «Берега» не составлял исключения. В принадлежавшем ему низком, вместительном строении из желтоватого песчаника под оранжевой черепичной крышей, окруженном многочисленными пристройками, могло разместиться до полусотни постояльцев, и, судя по всему, пользовалось известностью. Вездесущий Франческо уже успел перекинуться парой слов со здешней прислугой, выяснив, что господа крестоносцы не одиноки в своем продвижении к берегам Средиземного моря. Только три дня назад здесь прошел довольно большой отряд — два или три копья под цветами баронов Перигора — намеревавшийся спуститься по долинам к приморским городам, а в Сете или Пор-Вандре сесть на корабли и добраться до Марселя. Гай, услышав эту новость, заметно обрадовался, а Мак-Лауд подумал, что совместное путешествие, как все хорошее в этом мире, неизбежно приближается к концу.

По здешним традициям, в хорошую погоду посетителям трактира совершенно не требовалось сидеть в душном общем зале. Для такого случая имелось несколько вкопанных прямо во дворе столов, отделенных друг от друга решетчатыми деревянными перегородками. Тонкие жерди заодно служили подпоркой для разросшихся виноградных лоз, создающих некое подобие комнат с двумя стенами и плотным зеленым навесом над головой, из которых открывался вид на реку и далекие горы. Заезжая компания облюбовала одну из таких комнатушек и расположилась там, наслаждаясь возможностью ничего не делать и сознанием честно выполненного долга. Не совсем выполненного, говоря по правде, но стоит ли обращать внимание на такие мелочи? Скоро они благополучно прибудут в Тулузу, где распрощаются и отправятся своими дорогами.

Десять дней пути, конечно, не превратили соединенных обстоятельствами людей в накрепко спаянный отряд, однако предоставили возможность присмотреться друг к другу и заронили семена краткого дорожного приятельствования, складывающегося из мелкой взаимопомощи, необходимости притираться к невольным спутникам, мимолетных искренних разговоров и просто от привычки людей к обществу себе подобных.

Дугал Мак-Лауд догадывался, какое мнение о нем сложилось у него попутчиков, однако справедливо полагал, что неизбежно приближающееся расставание их ничуть не радует. Сам он успел привыкнуть к внезапно свалившейся им с Гаем на головы парочке торговцев. Ему нравился порывистый и вспыльчивый, как большинство уроженцев полуденных земель, Франческо, с его неугомонностью и таким бьющим через край жизнелюбием, что все прочие казались туповатыми флегматиками, равнодушно взирающими на чудеса мира. Он даже сумел найти общий язык с мистрисс Изабель, с ее загадочными недомолвками и спокойной насмешкой, прячущейся в глазах цвета морской волны. Девушка вскоре перестала носить маску прожженной стервы, оказавшись вполне приятной особой, хотя излишне резковатой в суждениях.

Компания, как уже упоминалось, бездельничала в ожидании сумерек, которые здесь наступали быстро и сразу, точно окрестность задергивали черным покрывалом. Все четверо пребывали слегка навеселе, ибо почти прикончили бочонок местного вина, разлитого в начале нынешней осени и еще сохранявшего привкус спелого винограда. Гай и Франческо играли в шахматы — это давно стало одним из постоянных вечерних развлечений на привалах. Маленькая раскладная доска неожиданно отыскалась в наспех собранных вьюках итальянца. Дугал, больше любивший смотреть, как играют другие, как-то обратил внимание на вырезанные из темно-красного и светлого дерева фигурки — грубоватые, но забавные, с непохожими друг на друга выражениями крошечных физиономий, и спросил, где Франческо раздобыл такие. Мальчишка почему-то смутился и нехотя признался, что сделал их сам.

— Я вдруг начал скучать по дому, — объяснил он, перебирая сухо постукивавшие фигуры, — вот они и вышли похожими на моих друзей. Не слишком хорошо, конечно, зато они всегда со мной.

Мак-Лауд рассудил, что это весьма необычный способ сохранять воспоминания о родине. Таскают же некоторые с собой камешки, засушенные пучки травы или подаренные прядки волос. У него самого некогда тоже хранилась веточка вереска, но в суматохе походной жизни куда-то запропала, о чем Дугал не слишком сожалел. Память кроется в тебе самом, а вовсе не в вещах.

Сидевшая напротив Изабель позаимствовала виолу Франческо и наигрывала обрывки мелодий, одну за другой отпуская их лететь над волнами дремлющей реки. Получалось не слишком хорошо — у девушки не хватало сил как следует прижимать толстые, крученые из овечьих кишок струны к широкому, почти в ладонь, грифу, из-за чего звук выходил слегка глуховатым и неразборчивым. Перламутровая инкрустация на деке виолы отливала в свете сползавшего к горизонту солнца матовыми радужными переливами.

— Леди, если уж вам пришла охота мучить ни в чем не повинный инструмент, спели бы нам что-нибудь возвышенное, — лениво предложил Дугал. Мистрисс Изабель одарила его безмятежным взглядом, в глубине которого таилась ехидная улыбка, и довольно верно исполнила начало не слишком пристойной песенки о ведьме Элисон Гросс и забредших к ней на огонек рыцарях. Узнавший мелодию Франческо оторвался от игры и захихикал, а Гай скривился, памятуя, что в подпитии его компаньон имеет дурную привычку горланить именно эту самую историю.

— Мистрисс Изабель, — укоризненно сказал Мак-Лауд, — что вы за женщина такая? Уж ни о чем попросить нельзя, а я, между прочим, вполне серьезно.

— Я больше не буду, — девушка с напускной скромностью опустила ресницы, чему никто не поверил. Крылось в мистрисс Изабель нечто такое, отчего любое ее слово, даже самое невинное, воспринималось как подвох. А может, ей просто нравилось создавать вокруг себя ореол загадочности. — Значит, возвышенное, для просветления души и успокоения сердца…

Она задумалась, кивнула собственным мыслям и запела — негромко, слегка пришептывая:

Незыблема твердыня Камелота,Британия становится сильней.Но что за неотступная заботаТебя не выпускает из когтей?Ах, все, от бедняка до кавалера,Все знают, в чем печали той вина:Прекрасна королева Гвиневера,Прекрасна, но Артуру не верна.

Сильны и многочисленны отряды,Что за тобой идут на саксов в бой,Но кто стоит с тобой так часто рядом,Кто взглядом не встречается с тобой?Цвет рыцарства, герой, краса турниров,Твой давний друг, уже почти что брат…Но королева любит Бедуира,И вряд ли в этом кто-то виноват.

Ты уезжаешь в дальние походы,Ты закрывать глаза на все готов.Ты им обоим подарил свободу,Ведь это называется «любовь».Ты грешен, несмотря на святость целей,Так для чего же быть еще грешней?Скажи теперь, о предсказатель Мерлин,Ответь мне, о пророк придворный Мерлин,Поведай мне, о ясновидец Мерлин —Кто на земле несчастней королей?

— Кто это сочинил? — спросил Гай, когда девушка завершила песню старательно исполненным длинным и печальным перебором.